Убойная марка [Роковые марки] - Иоанна Хмелевская

И сколько раз с виноватым видом, краснея и заикаясь, он пытался оправдать меня, сморозившую, по его мнению, очередную глупость или допустившую бестактную выходку. Неужели я в самом деле так безобразно веду себя?

И ещё в письме говорилось о вызывающе агрессивной манере обращения с людьми. У мамы я такого не замечала, зато у её сестры, у моей тётки… Господи боже мой, неужели я унаследовала отрицательные черты всего предыдущего поколения, точнее, его женской части?

А подлая память принялась безжалостно подсовывать мне один за другим самые премерзостные эпизоды из моего не такого уж далёкого прошлого. Может, и не бог весть какие преступления, но гадости — факт. Вот кто-то умоляет меня по телефону замолчать хоть на минутку, ему нужно сообщить нечто важное, а я знай трещу. Вот, опять же по телефону, заставляю тяжело больного одноклассника немедленно — НЕМЕДЛЕННО! — разыскать срочно потребовавшийся мне чей-то адрес. При чем тут высокая температура, горло, раскалывающаяся голова? В тот раз сестра вырвала трубку из рук больного брата и, сказав мне пару ласковых, уложила бедолагу в постель. Вот я заявляюсь к нашим хорошим друзьям и сижу у них до двух ночи, потому как мне надо, чтобы они поняли, какая я несчастная, как все меня третируют. И они терпеливо сидели, выслушивали, успокаивали, хотя глаза у них сами закрывались. Ах да, у меня уже тогда был ненормированный рабочий день — они же спешили на работу с раннего утра. Почему не прогнали меня пинками, раз сама не соображаю?

Да, премилая особа…

Или взять тот вечер, когда моя подруга была в жутко подавленном настроении, а я явилась к ней, чтобы просто поболтать. Выдался у меня такой счастливый день — все удалось. А она смеет быть недовольна жизнью! Надо было как минимум расспросить, что с ней, почему она такая.

Но мне ведь действительно не пришло в голову, что её парень излишне увлёкся мною, настолько увлёкся, что иногда по ошибке называет её моим именем. Да нужен он мне был, как собаке пятая нога! Мне нравилось в нем лишь то, что он отличный художник, — и все. Поговори я с подругой по-хорошему — и глядишь, все трое дружили бы до сих пор, даже если бы я взяла другого художника. А так они разошлись…

Я не удивилась, когда мой муж подал на развод. Сейчас удивляюсь, как он мог столько лет выдержать со мной. А тогда… Чувствовала себя глубоко оскорблённой, выслушивая его попрёки, — в конце концов, он тоже не был ангелом, зато был прав в своих претензиях ко мне. Должно быть, я и в самом деле создавала в доме ужасную атмосферу.

Гражинкино письмо потрясло меня. Значит, вот какой она меня видит…

Только сейчас пришло в голову: а ведь я пожалуй, испортила ей поездку в Дрезден. Девушке пришлось выехать на два дня раньше, чтобы обработать вредную коллекционную бабу, а потом составлять для меня описание марок, что она и сделала аккуратно и добросовестно. Для этого ей наверняка — с её-то дотошностью — пришлось копаться в разных каталогах и справочниках, проверяя все данные, — не могла она полностью положиться на покойного филателиста. А ведь ехала на свадьбу подруги и так мечтала приехать свежей, отдохнувшей, сразу после посещения косметички и парикмахера. Какой там маникюр, не говоря уже о причёске! Из-за меня ей пришлось провести у родичей в Болеславце два дня и две ночи. А надо сказать, что жили они очень скромно, с удобствами на улице, правда, умывальник в квартире был — один на шестерых, считая Гражинку — на семерых.

А у них ещё двое маленьких детей и мальчик постарше. Да ещё какая-то старушка. Представляю, как она вымоталась там, целыми днями вкалывая на меня, а ночи проводя среди кучи родни!

Нет, не отдам я Аните письмо Гражинки. Конечно, скажу о нем, но читать его Аните незачем.

Сохраню его содержание только для себя.

На обратном пути из Дрездена, в Болеславце, Гражинку задержала полиция как подозреваемую в убийстве бабы-коллекционерши.

Точнее, они поджидали Гражинку уже на границе. Общественность городка Болеславца выдвинула Гражинку на первое место в числе подозреваемых в силу очень важных причин.

Труп Вероники обнаружила посудомойка местного ресторана. Этот ресторан, по просьбе Отдела социальной защиты города, обязался тихо, без лишней шумихи подкармливать голодающих граждан города Болеславца и ближайших околиц, отдавая им оставшиеся от посетителей ресторана объедки. Объедки оставались всегда: то супчик, то остатки гарнира, всякие там овощи и макароны. Бедные люди все это поедали с удовольствием и благодарностью.

Регулярно приходила за такими объедками и покойница, впрочем, пора бы уже назвать её по имени: Вероника Фялковская. Упомянутая Фялковская, как всегда, пришла вечером и получила целое блюдо аппетитной еды. Посудомойка не пожалела уже бросовых остатков еды, аккуратно выложив их на большое блюдо. Покойная Вероника пообещала вернуть блюдо на следующий же день ранним утром, как она уже неоднократно делала.

А тут вдруг не явилась. Ответственная за блюдо посудомойка сильно разгневалась и, воспользовавшись небольшим просветом между ранним завтраком и просто завтраком, сама побежала к Веронике. Входная дверь Вероникиного дома в этот ранний час оказалась распахнутой настежь. Вбежав в дом, посудомойка сразу же наткнулась на труп, который до такой степени был трупом, что не вызывал никакого в этом сомнения. Бедная женщина — в данном случае речь идёт о посудомойке — сначала онемела от ужаса, а затем издала страшный вопль и с этим воплем вылетела на улицу. Её увидел и услышал хозяин соседнего домика, хоть и пенсионер, но мужчина ещё довольно крепкий и телом, и умом, к тому же когда-то очень давно проработавший год стажёром в прокуратуре. Шёл он по своим делам, и вопящая посудомойка чуть не сбила его с ног, мчась неизвестно куда. Опешивший пенсионер остановился, и правильно сделал, ибо баба сама, обежав вокруг дома, вернулась к нему, все так же жутко завывая. Пенсионер видел все: и как посудомойка вбежала в дом его соседки, и как с диким воем вылетела оттуда. Пробыла она в доме покойницы всего ничего, так что ей было обеспечено самое распрекрасное алиби.

Бывший стажёр прокуратуры показал себя с наилучшей стороны. Он вызвал полицию и собственной персоной преградил набежавшим любопытным вход в дом, где совершено преступление, тем самым оказав существенную помощь следственным органам.

Сбежавшиеся многочисленные соседи Вероники Фялковской тоже изо всех сил старались помочь родной полиции и наперебой давали показания. Из них следовало, что в доме покойной два последних дня провела одна подозрительная приезжая особа, кажется какая-то родственница местной учительницы начальной школы. Вчера она и вовсе проторчала у покойницы, почитай, целый день… да не учительница, а эта подозрительная особа… до позднего вечера, а после этого уже никто Веронику живой не видел. Выходит, бедолагу прикончила родственница учительницы, больше некому. К тому же внутри дома пани Фялковской царил жуткий беспорядок, все перевёрнуто вверх дном, для этого требуется время, а та приезжая имела его в своём распоряжении предостаточно.

На вопрос полиции, чего же приезжая так остервенело искала в бедном доме Вероники Флярковской, общественность с ответом отнюдь не затруднилась. Тоже скажете, бедном! Да она такая же бедная, как царь Соломон! Ведь она же была просто отчаянной скупердяйкой и жадной до невозможности! Притворялась бедной, питалась объедками из ресторана, а у самой после брата богатства осталось — страсть! И золото, и доллары, да и другие всякие деньги в неимоверном количестве, и вещей множество, и, говорят, бесценная коллекция марок. Всем известно, как её покойный брат трясся над этой коллекцией, никого к ней не допускал. Да и наверняка ещё много всякого добра скрывала в своём домишке Вероника, только никого в дом не пускала. Полиция принялась расспрашивать учительницу. Та, несколько удивлённая, чистосердечно призналась — да, пробыла у неё два дня кузина из Варшавы, которую интересовала коллекция марок Вероники Фялковской, завещанная ей братом Хенриком Фялковским. Нет, подробностей о переговорах с Вероникой она, учительница, не знает, да и не интересовали они её, потому что кузина занималась коллекцией не для себя, а для какой-то своей варшавской знакомой. А сейчас кузина в Дрездене, через два дня вернётся, и вообще, в чем дело?

Полиция, разумеется, молчала в интересах следствия, зато общественность вовсю постаралась и нарассказывала учительнице больше, чем надо. Та встревожилась и попыталась дозвониться до Гражины в Дрезден. К сожалению, Гражинка всецело предалась предсвадебным хлопотам и, видимо, отключила сотовый, так что предупредить её не удалось, поэтому арест на границе по возвращении на родину явился для девушки полной неожиданностью.

Нельзя сказать, что арест, хотя приятного в нем мало, сам по себе очень уж взволновал Гражинку. Ясное дело, ценная коллекция марок может явиться достаточным мотивом для беспорядка в доме и даже страшного преступления, да все дело в том, что коллекция не была похищена. И даже спрятана не была, а лежала себе спокойно на нижних полках книжного шкафа, все же остальные полки были завалены грудами разбитых вдребезги фарфоровых изделий, которыми увлекался покойный. Преступника, по всей видимости, марки совершенно не интересовали, что весьма озадачило следственные органы. А дело-то казалось совсем лёгким.